Эдгар По

Israfel. Израфель

And the angel Israfel whose heart-
                                    strings are a lute, who has the sweetest
                                    voice of all God's creatures.
                                                                     - Koran

                      In Heaven a spirit doth dwell
                           "Whose heart-strings are a lute;
                      None sing so wildly well
                      As the angel Israfel,
                      And the giddy stars (so legends tell)
                      Ceasing their hymns, attend the spell
                           Of his voice, all mute.

                      Tottering above
                           In her highest noon,
                           The enamoured moon
                      Blushes with love,
                           While, to listen, the red levin
                           (With the rapid Pleiads, even,
                           Which were seven,)
                           Pauses in Heaven.

                      And they say (the starry choir
                           And the other listening things)
                      That Israfeli's fire
                           Is owing to that lyre
                           By which he sits and sings -
                      The trembling living wire
                           Of those unusual strings.

                      But the skies that angel trod,
                           Where deep thoughts are a duty -
                      Where Love's a grown-up God -
                           Where the Houri glances are
                      Imbued with all the beauty
                           Which we worship in a star.

                      Therefore, thou art not wrong,
                           Israfeli, who despisest
                      An unimpassioned song;
                      To thee the laurels belong,
                           Best bard, because the wisest!
                      Merrily live, and long!

                      The ecstasies above
                           With thy burning measures suit -
                      Thy grief, thy joy, thy hate, thy love,
                           With the fervour of thy lute -
                           Well may the stars be mute!

                      Yes, Heaven is thine; but this
                           Is a world of sweets and sours;
                           Our flowers are merely - flowers,
                      And the shadow of thy perfect bliss
                           Is the sunshine of ours.

                      If I could dwell
                      Where Israfel
                           Hath dwelt, and he where I,
                      He might not sing so wildly well
                           A mortal melody,
                      While a bolder note than this might swell
                           From my lyre within the sky.

                      (1831-1845)

...И ангел Израфель, струны сердца
                                      которого - лютня, и у которого из всех
                                      созданий Бога - сладчайший голос.
                                                                       Коран

                      На Небе есть ангел, прекрасный,
                         И лютня в груди у него.
                      Всех духов, певучестью ясной,
                      Нежней Израфель сладкогласный,
                      И, чарой охвачены властной,
                      Созвездья напев свой согласный
                         Смиряют, чтоб слушать его.

                      Колеблясь в истоме услады,
                         Пылает любовью Луна;
                         В подъятии высшем, она
                      Внимает из мглы и прохлады.
                      И быстрые медлят Плеяды;
                         Чтоб слышать тот гимн в Небесах.
                      Семь Звезд улетающих рады
                      Сдержать быстролетный размах.

                      И шепчут созвездья, внимая,
                         И сонмы влюбленных в него,
                      Что песня его огневая
                         Обязана лютне его.
                      Поет он, на лютне играя,
                         И струны живые на ней,
                      И бьется та песня живая
                         Среди необычных огней.

                      Но ангелы дышат в лазури,
                         Где мысли глубоки у всех;
                         Полна там воздушных утех
                      Любовь, возращенная бурей;
                         И взоры лучистые Гурий
                      Исполнены той красотой,
                         Что чувствуем мы за звездой.

                      Итак, навсегда справедливо
                         Презренье твое, Израфель,
                      К напевам, лишенным порыва!
                         Для творчества страсть - колыбель.
                      Все стройно в тебе и красиво,
                         Живи, и прими свой венец,
                         О, лучший, о, мудрый певец!
                      Восторженность чувств исступленных
                         Пылающим ритмам под стать.
                      Под музыку звуков, сплетенных
                      Из дум Израфеля бессонных,
                      Под звон этих струн полнозвонных
                         И звездам отрадно молчать.

                      Все Небо твое, все блаженство.
                         Наш мир - мир восторгов и бед,
                      Расцвет наш есть только расцвет.
                      И тень твоего совершенства
                         Для нас ослепительный свет.
                      Когда Израфелем я был бы,
                         Когда Израфель был бы мной,
                      Он песни такой не сложил бы
                         Безумной - печали земной.
                      И звуки, смелее, чем эти,
                      Значительней в звучном завете,
                      Возникли бы, в пламенном свете,
                         Над всею небесной страной.

                      (1901)

                      Перевод К. Бальмонта