Эдгар По

---

Повесть о последней Бугабуско-Кикапуской {1*} кампании

Pleurez, pleurez, mes yeux, et fondez-vous en eau!
La moitie de ma vie a mis l’autre au tombeau.

Corneille {*}

{* Пролейтесь, токи слез, над злейшей из кончин!
Увы! Моей души одна из половин другою сражена {2*}.

Корнель (франц.).}

Не могу припомнить, когда и где я впервые познакомился с этим
красавцем-мужчиной — бревет-бригадным генералом Джоном А. Б. В. Смитом.
Кто-то меня ему представил, в этом я совершенно уверен — в каком-то
собрании, это я знаю точно, — посвященном, конечно, чему-то необычайно
важному, — в каком-то доме, я ни минуты в том не усомнюсь, — только где
именно, я почему-то никак не могу припомнить. Сказать по чести, при этом я
испытывал некое смущение и тревогу, помешавшие мне составить хоть
сколько-нибудь определенное впечатление о месте и времени нашего знакомства.
По природе я очень нервен — у нас это в роду, и тут уже я ничего не могу
поделать. Малейший намек на таинственность, любой пустяк, не совсем мне
понятный, мгновенно приводит меня в самое жалкое состояние.
Во всем облике упомянутого господина было что-то… как бы это
сказать… замечательное, — да, замечательное, хотя слово это слишком
невыразительно и не может передать всего, что я подразумеваю. Роста в нем
было, должно быть, футов шесть, а вид чрезвычайно властный. Была во всей его
манере некая air distingue {Изысканность (франц.).}, выдающая высокое
воспитание, а возможно, и происхождение. В этом вопросе — вопросе о
внешности Смита — я хотел бы позволить себе горькое удовольствие быть
точным. Его шевелюра сделала бы честь самому Бруту — по блеску и пышности ей
не было равных. Цвет воронова крыла — и тот же цвет, или, вернее, отсутствие
цвета в его божественных усах. Вы замечаете, конечно, что о последних я не
могу говорить без восторга; я не побоюсь сказать, что под солнцем не было
других таких усов. Они обрамляли, а кое-где и прикрывали несравненные уста.
Зубы бесподобной формы блистали невероятной белизной, и в подобающих случаях
из его горла лился голос сверхъестественной чистоты, мелодичности и силы.
Что до глаз, то и тут мой новый знакомец был наделен совершенно
исключительно. За каждый из них можно было, не дрогнув, отдать пару обычных
окуляров. Огромные, карие, они поражали глубиной и сиянием и слегка косили —
чуть-чуть, совсем немного, как раз столько, сколько требуется, чтобы придать
взору интересную загадочность.
Такой груди, как у генерала, я в своей жизни, безусловно не встречал.
При всем желании в ней нельзя было найти ни единого дефекта. Она на редкость
шла к плечам, которые вызвали бы краску стыда и неполноценности на лице
мраморного Аполлона. У меня к хорошим плечам страсть — смею сказать, что
никогда ранее не видел такого совершенства. Руки у него имели форму
безукоризненную. Не менее выразительны были и нижние конечности. Это были
прямо-таки не ноги, а nec plus ultra {Здесь: идеал (лат.).} прекрасных ног.
Любой знаток нашел бы их безупречными. Они были не слишком толсты и не
слишком тонки, без грубости, но и без излишней хрупкости. Более изящного
изгиба, чем в его os femoris {Бедренной кости (лат.).}, я и представить не
могу, а fibula {Малая берцовая кость (лат.).} его слегка выгибалась сзади
как раз настолько, сколько необходимо для истинно пропорциональной икры. Мне
очень жаль, что мой юный и талантливый друг, скульптор Дребеззино не видел
ног бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В. Смита.
Но хоть мужчин с такой великолепной внешностью на свете совсем не так
много, как звезд в небе или грибов в лесу, все же я не мог заставить себя
поверить, что то поразительное нечто, о котором я говорил, — тот странный
аромат je ne sais quo! {Чего-то неопределенного (франц.).}, который витал
вокруг моего нового знакомца, — крылся, — нет, этого не может быть! —
исключительно в телесном его совершенстве. Возможно, дело тут было в его
манере, — впрочем, и тут я ничего не могу утверждать наверное. В осанке его
была некая принужденность, хоть я и побоюсь назвать ее чопорностью; в каждом
движении некая прямоугольная рассчитанность и точность, которая в фигуре
более мелкой слегка отдавала бы высокомерием, позой или напыщенностью, но в
господине масштабов столь внушительных вполне объяснялась сдержанностью или
даже hauteur {Гордостью (франц.).} весьма приятного свойства, короче,
чувством достоинства, вполне естественным при таких колоссальных пропорциях.
Любезный приятель, представивший меня генералу Смиту, шепнул мне
кое-что о нем на ухо.
— Замечательный человек — человек весьма замечательный — о-о! один из
самых замечательных людей нашего века! Любимец дам — немудрено — репутация
героя.
— Тут у него нет соперников — отчаянная голова, настоящий лев, можете
мне поверить, — шептал мой приятель, еще пуще понижая при этих словах голос
и приводя меня в крайнее волнение своим таинственным тоном. — Настоящий лев,
можете мне поверить. Да, он себя показал в последнем сражении с индейцами
племени бугабу и кикапу — в болотах на крайнем юге. (Тут мой приятель широко
открыл глаза). Господи боже — гром и молния! — кровь потоками — чудеса
храбрости! — конечно, слышали о нем? Знаете, он тот самый человек…
— Вот он, тот самый человек, который мне нужен. Как поживаете, мой
друг? Что поделываете? Душевно рад вас видеть, — перебил тут моего приятеля
подошедший генерал, тряся ему руку и отвешивая мне, когда я был ему
представлен, деревянный, но низкий поклон. Помню, я подумал (и мнение свое я
не изменил), что никогда в жизни не слышал голоса звучнее и чище, не видел
зубов такой белизны; впрочем, должен признаться, что пожалел о том, что нас
прервали, ибо мой приятель своим шепотом и недомолвками возбудил во мне
живейший интерес к герою бугабуско-кикапуской кампании.
Впрочем, блестящее остроумие бревет-бригадного генерала Джона А. Б. В.
Смита вскоре полностью рассеяло эту досаду. Приятель нас тут же оставил, и
мы имели долгий tete-a-tete не только приятный, но и весьма поучительньй.
Мне не доводилось встречать человека, который так легко и в то же время с
таким глубоким знанием говорил бы на самые разные темы. И все же он с
достойной скромностью избегал касаться предмета, более всего меня
волновавшего, — я говорю о таинственных обстоятельствах бугабуской войны; я
же, со своей стороны, из вполне понятной деликатности не решался завести о
них разговор первым, хотя, признаться, мне чрезвычайно этого хотелось. Я
заметил также, что доблестный воин предпочитал философские темы и что с
особым вдохновением говорил он о необычайных успехах механики. О чем бы я ни
заводил речь, он неизменно возвращался.
— Нет, но вы только подумайте, — говорил он, — мы удивительный народ и
живем в удивительный век. Парашюты и железные дороги, капканы на людей и
скорострельные ружья! На всех морях наши суда, и с минуты на минуту отроется
регулярное сообщение — на воздушных шарах Нассау {4*} — между Лондоном и
Тимбукту {5*} — билет в один конец всего двадцать фунтов стерлингов! А кто
измерит огромное влияние на жизнь общества — на искусство — торговлю —
литературу — исследования — великих принципов электромагнетизма! И это
далеко не все, позвольте мне вас заверить. Изобретениям поистине нет конца.
Самое удивительное — самое хитроумное — и позвольте вам заметить, мистер…
мистер… Томпсон, — если не ошибаюсь? — так вот, позвольте вам заметить,
что самые полезные — действительно полезные механические приспособления что
ни день появляются, как грибы после дождя, если можно так выразиться, — или,
если употребить еще более свободное сравнение, плодятся… гм… как
кролики… как кролики, мистер Томпсон… вокруг нас… и гм… гм… гм…
возле нас!
Разумеется, меня зовут совсем не Томпсон, но стоит ли говорить, что я
попрощался с генералом Смитом, чувствуя, что мой интерес к нему возрос
неизмеримо, преклоняясь перед его даром собеседника и гордясь тем, что мы
живем в век удивительных открытий. Впрочем, любопытство мое не было
удовлетворено, и я решил, не откладывая, расспросить своих знакомых о самом
бревет-бригадном генерале и особенно о великих событиях quorum pars magna
fuit {В коих сыграл он немалую роль {6*} (лат.).} во время бугабуской и
кикапуской кампании.
Случай мне вскоре представился — и я не замедлил (horresco referens
{Страшно сказать (лат.).}) им воспользоваться — в церкви достопочтенного
доктора Трамтарарамма, где однажды в воскресенье во время проповеди я
очутился на скамье бок о бок с моей достойнейшей и обаятельнейшей
приятельницей мисс Табитой Т. Увидев это, я поздравил себя — не без весьма
серьезных оснований — с чрезвычайно удачным положением дел. Если кто-нибудь
и знал что-нибудь о бревет-бригадном генерале Джоне А. Б. В. Смите, то — тут
я ни на минуту не сомневался — то была мисс Табита Т. Мы переглянулись, а
затем приступили sotto voce {Понизив голос (итал.).} к быстрому tete-a-tete.
— Смит! — отвечала она в ответ на мою взволнованную просьбу. — Смит!
Как, неужели генерал Джон А. Б. В.? Господи, я думала, вы о нем все знаете]
Век открытий! Удивительный век! Ужасная история — кровожадная банда
негодяев, эти кикапу — дрался, как герой, — чудеса храбрости — бессмертная

• Tweet

Страницы: 1 2 3