Эдгар По

АННИ К МИСТРИС КЛЕММ

Октябрь, 1849, среда, утро

О, моя мать, моя любимая, любимая мать, о, что скажу я вам — как  смогу
я утешить вас — о, мать, это кажется большим, чем я могу вынести — и когда я
думаю о вас, его матери, которая потеряла все свое, я чувствую, что  это  не
должно, нет, это не может быть — о, если  бы  я  только  могла  вас  видеть.
Сделайте это, я умоляю вас, поспешите к Анни как только возможно  -  придите
ко мне, милая мать, я буду вам действительно дочерью — о, если бы  я  только
могла отдать мою жизнь за его, чтобы он мог быть  сохранен  для  вас  -  но,
мать, это воля Бога, и мы должны подчиниться; и Небо даст  нам  силы  снести
это, — мы скоро (в самом позднем случае) встретим любимого и потерянного для
нас здесь в том благословенном мире, где нет расставаний — ваше письмо в это
мгновение пришло ко мне, но я видела известие об  его  смерти  за  несколько
мгновений перед этим, в газете — о, мать, когда я читала это, я сказала нет,
нет, это неправда, мой Эдди не может быть мертвым, нет, это  не  так,  я  не
могла поверить в это, пока я  не  получила  ваше  письмо,  даже  теперь  это
кажется невозможным, потому что,  как  же  это  может  быть  -  как  могу  я
перенести это — и, о, как может его бедная, бедная мать перенести это и жить
- о Боже, разве это не слишком много, простите  мне,  мать,  но  я  не  могу
вынести, подчиниться без ропота, и знаю, это дурно, но, мать, я  не  могу  -
если б мое собственное было взято,  я  могла  бы  примириться  и  утешиться,
потому что у меня добрые родители, брат и сестра остались, но он был все  ее
- Боже, сжалься, утешь и поддержи ее, потому что это больше, чем  она  может
вынести — простите меня, если я придаю новую пытку  к  вашей  печали,  милая
мать, но собственное мое  сердце  разрывается,  я  не  могу  предложить  вам
утешение, которого хотела бы, теперь, но, мать, я буду молиться за вас и  за
Себя, чтобы я могла быть способной утешать вас. Мистер Р. просит,  чтобы  вы
приехали сюда так скоро, как вы только можете, и оставались бы  с  нами  так
долго, как вам будет хотеться — сделайте это, милая мать, соберите  все  его
бумаги и книги и возьмите их, и приезжайте  к  вашей  родной  Анни,  которая
сделает все, что в ее власти, чтобы вам было хорошо и чтобы вы примирились с
горьким уделом, который повелело для вас Небо — не отказывайте  мне  в  этом
преимуществе, милая мать, мое сердце почти разорвется, если вы не приедете -
напишите мне хоть бы одно только слово так скоро, как только получите это  -
почта закрывается через 10 минут. Я должна кончить -  моя  любимая,  любимая
мать, Бог на небе да благословит и  да  поддержит  вас  и  да  приведет  вас
благополучно к вашей собственной

верной Анни

АННИ К МИСТРИС КЛЕММ

Понедельник, утро, октября 14-го

Моя любимая мать, — ваше милое письмо в эту минуту достигло меня, и как
оно обрадовало меня! Я так благодарна  вам  за  то,  что  вы  говорите,  что
приедете, я так боялась, что ваши нью-йоркские друзья убедят вас остаться  с
ними до весны,  но  благодарю  Небо,  благословенное  преимущество  дорогого
вашего общества эту зиму будет моим — и,  милая  мать,  не  захотите  ли  вы
захватить с собою все бумаги нашего любимца, драгоценного Эдди, все, что  вы
не отдаете издателям, и его напечатанные произведения тоже? Здесь  так  мало
что можно получить из его  сочинений  -  «S.L.Messenger»,  «Literary  Wold»,
«Broadway Journal», и пр., и пр. мы никогда не видим,  они  здесь  вовсе  не
получаются. Если у вас будет чемодан и вы все положите туда  и  захватите  с
собой, вам ничего это не будет стоить, милая мать,  -  сделайте  так,  прошу
вас, потому что все, что он написал, дорого для меня, и это моя единственная
отрада теперь. О, мать, любимая, любимая мать, возможно ли, что он  никогда,
никогда более не напишет мне? Я ждала так долго, и теперь, зная,  что  этого
никогда не может быть, о, меть, это несправедливо, я не могу  вынести  этого
спокойно, я не могу еще видеть, почему или как это может быть к лучшему, Бог
да дарует мне, чтобы я могла. — Я с такой  благодарностью  вижу  эти  добрые
заметки о нем, потому что мое сердце так терзалось, о мать, это так  жестоко
со стороны тех, которые завидовали ему,  когда  он  был  жив,  говорить  так
жестоко о нем, когда он ушел — но как вы сказали, что в том, он  никогда  об
этом не узнает, а друзья его будут только еще больше любить  его  память.  -
Напишите мне, в какой день  вы  будете  здесь,  чтобы  я  встретила  вас  на
станции, дорогая мать. — У меня есть небольшая сумма, отложенная для вас,  -
сохранить ли мне ее до вашего приезда или послать вам в письме? Скажите мне,
любимая мать, когда вы будете отвечать  мне  на  это  письмо.  -  Приезжайте
поскорей, как только будет можно, для вас уже готова небольшая комната,  где
у вас будет свой собственный камин, и я постараюсь, чтобы вам было  уютно  -
приготовьтесь остаться у нас надолго, ведь так? — Захватите с собой все, что
вам дорого, у меня много места, чтобы сложить вещи; не  расставайтесь  ни  с
чем, что вы хотели бы сохранить, из боязни, что это причинит мне неудобство,
потому что никакого  неудобства  не  будет,  только  приезжайте.  Мистер  Р.
посылает вам самые ласковые приветствия, — он ждет, чтобы отнести это письмо
на почту. Небо да благословит вас, моя любимая, любимая мать!

Ваша  собственная  любящая  и  верная  Анни

P.S. Если у вас есть какие-нибудь письма мистрис Локки или к  вам,  или
от вас, не уничтожайте их, но захватите их с собою, для  этого  есть  особое
основание, я объясню вам, когда я увижу вас. — Не забудьте написать, послать
ли вам деньги и когда вы будете здесь.

АННИ К МИСТРИС КЛЕММ

Воскресенье, вечер, июня 15-го [год не означен]

Моя любимая Медди, — несмотря на то, что я не получила  ответа  на  мое
последнее письмо к вам, я не хочу пропустить случая вам написать. — Я одна в
доме и, о, как хочу я, чтобы моя родная, драгоценная Медди могла сесть рядом
со мною, хоть на один час, в этот вечер — думаете ли вы, что мы когда-нибудь
встретимся на земле? Иногда я думаю, что это невозможно, тогда  я  чувствую,
что я должна увидать вас и что какой-нибудь добрый  ангел  устроит  для  нас
свидание — я так томлюсь желанием услышать ваш голос, зовущий меня опять,  -
«Анни», «милая Анни», как вы звали меня так часто, и как он  звал  меня,  о,
так ласково — Медди, был ли когда-нибудь какой-нибудь голос,  такой  нежный?
Меж тем как годы уходят, и я вижу других,  которых  называют  утонченными  и
изящными среди людей, я вижу более полно его превосходство — я напрасно  ищу
лба, который могла бы сравнить с его — я ищу его манеры  держаться  -  этого
изящества в соединении с достоинством  -  опять  и  опять  я  отвечала  тем,
которые спрашивали меня, не есть ли такой-то и такой-то человек «совершенный
джентльмен», я отвечала, что никогда доселе я еще не  видала  никого,  кроме
одного, кого я судила достойным носить этот  титул,  и,  Медди,  я  знаю,  я
никогда не  увижу  другого,  потому  что  никогда  не  может  быть  другого,
подобного ему. — Медди, я должна вам сказать что-то грустное, кто-то украл у
меня его портрет дагерротип. С тех пор как мы  поселились  в  этом  доме,  я
всегда держала его в выдвижном ящике одного  маленького  стола  в  гостиной,
вместе с несколькими другими. Около шести месяцев тому назад я хватилась его
и долгое время думала, что это,  наверно,  кто-нибудь  взял,  чтобы  сделать
снимок, и положит его обратно, но теперь, когда я спросила  каждого,  о  ком
только могла подумать, и не могу  найти  разгадки,  я  так,  так  несчастна,
правда, у меня есть портрет пастелью, но он и приблизительно не  так  хорош.
О, Медди, спрячьте портрет, .принадлежащий вам,  под  замок  и  держите  его
всегда в  сохранности!  Можете  ли  вы  там,  где  вы  находитесь,  получить
фотографическую карточку с него? Я не буду притязать на что-нибудь  большее,
потому что у меня есть другое драгоценное сокровище, медальон с  прядью  его
волос — он всегда у меня под замком, и портрет  обыкновенно  также  был  под
замком, но мне нужно было вынимать его так часто, что, наконец,  я  оставила
его внизу в гостиной на несколько недель, никогда ни разу не  помыслив,  что
он может там не быть в  сохранности…  О,  Медди,  если  вы  только  можете
понять, какой несчастной это меня делает, я уверена, вы бы  пообещали,  что,
если я переживу вас, портрет, вам принадлежащий, будет моим — я  обещаю  вам
хранить его, я даже никому не покажу его. Столь многие  из  его  поклонников
просили меня дать им принадлежащий мне портрет, чтобы скопировать его, но  я
никогда не давала его — я так боялась, что что-нибудь может с ним случиться.
Я пообещала, что я сама буду копировать его,  и  действительно  намеревалась
так сделать, потому что мало кому я с удовольствием дала бы портрет, кто мог
бы сполна оценить его. Мне грустно, что я печалю вас, говоря  об  этом,  но,
Медди, это не от небрежности, а то я никогда бы не  могла  простить  себе  -
может быть, его еще вернут, я не могу не надеяться  -  но  возможность,  что
этого может не быть, заставляет меня так тревожиться о том, чтобы вы берегли
свой с удесятеренной заботой — если вы можете заставить его  скопировать,  я
пошлю вам денег, если снимки будут хороши — так мало хороших  фотографов,  и
так много дрянных портретов, что я почти боюсь довериться кому-нибудь  -  но
вы  мне  можете  сказать,  что  вы  об  этом  думаете…   [Здесь   рукопись
прерывается].

• Tweet